— Вижу, ты выучился, — папа коротко и одобрительно кивнул.
— Что это за штука? — спросила Теж у бабушки, которая провела пальцами в перчатке по случайным брызгам на полу, а теперь принюхивалась, определяя химический состав.
— Полагаю, когда-то было благовоние. А теперь — просто вонь. Вряд ли предполагалось, что оно так себя поведет, — она оглядела комнату и напутствовала свое потомство: — Извольте впредь не открывать ничего незнакомого, прежде чем я не получу возможность проверить это сама.
— А лучше — вообще ничего ни открывайте, — проворчал Айвен Ксав. — Сделайте мне такое одолжение.
Гуля, глядя на него покорно и опасливо, уселась на ящик и плотно сложила руки. Жемчуг, в чьем взгляде читались более теплые чувства, присоединилась к ней. Кажется, ожог у нее на лице был не сильнее солнечного, только белые брови опалились. Гуля обняла ее за плечи, успокаивая дрожь. Теж помогла Айвену Ксаву собрать раскиданные старинные бумаги, сухие и ломкие, и осторожно упаковать их обратно в контейнер. Айвен Ксав, сам того не замечая, проглядывал их с тайным любопытством, прежде чем уложить на место.
Когда все смолкли, в бункере стало очень тихо. Теж даже захотелось снова с кем-нибудь заспорить, просто чтобы прогнать эту тягостную тишину. Вместо этого они с Айвеном Ксавом последовали за бабушкой на нижний этаж. Теж — потому, что еще не была там, а Айвен Ксав — с явным прицелом подсветить ей своим люминофором: то ли, чтобы было лучше видно, то ли считая, что одного — просто мало. А, может, чтобы лично приглядеть за источником очередных неприятностей.
— Пока что воздух у нас должен закончиться раньше, чем люминофоры, — пробормотал он.
— В идеале — лучше одновременно, — задумчиво заметила Теж.
— Я бы предпочел, чтобы свет продержался дольше.
Теж решила не спорить с его нелогичным замечанием. Выбора у них все равно не было.
Помещение этажом ниже не сильно отличалось от верхнего, только у дальней стены было отгорожено несколько отдельных боксов. Бабушка принялась снова проверять шкафы и бывшие холодильники.
— Вы что-то конкретное ищете, леди гем Эстиф? — вежливо спросил Айвен Ксав. — Мы можем вам помочь?
Она отмахнулась от предложения:
— Пока что только… воспоминания. Боюсь, с ними вы мне ничем не поможете, капитан.
Айвен Ксав сдвинул вместе несколько ящиков, превратив их в подобие диванчика, и они с Теж уселись; он откинулся к стене и обнял ее за плечи, а она прижалась к нему. Интересно, какова стоимость того, на чем они сейчас сидят? Десятки миллионов? Для такой астрономической цифры сиденье могло выйти и поудобнее. В лаборатории царила ровная температура глубокого подземелья — прохладно, но не холодно — и было не слишком влажно, но прижаться к теплой груди Айвена Ксава все равно оказалось приятно. Почему-то она вспомнила, как в свой первый вечер на Комарре они сидели, почти обнявшись, на кушетке и смотрели запись изящных безногих танцоров в невесомости. Тогда она боялась гораздо больше, чем сейчас. Странно.
— О! — донесся возглас бабушки с другой стороны комнаты. — Фильтры!
Прихватив свою добычу, она пошла по лестнице наверх.
— Пригодятся, — одобрила Теж. — По крайней мере, нам будет что пить.
— Но кто пьет, тот писает, — заметил Айвен Ксав. — Наверное, за этим можно будет выходить в туннель. Делаешь вид, что идешь на разведку или лагерь разбивать, а сам…
— А, может, мы отыщем тут какие-нибудь горшки.
Улыбка скользнула по его губам — в первый раз с той минуты, как чуть не случился пожар.
— Бесценные фарфоровые вазы времен Изоляции? Не уверен, делали тогда фарфор или нет. Нет, резные жадеитовые чаши, они вроде были в моде. Сейчас такие стоят тысячи марок. Ха, а вдруг какой-нибудь гем-генерал коллекционировал старинные императорские ночные вазы! Во дворце такие есть, сам видел. Насколько я знаю, наиболее консервативные гости-форы ими до сих пор пользуются.
С ее губ сорвался смешок.
Потом они помолчали.
— Что теперь? — спросила она. «Интересно, если дышать не так глубоко, это чем-то поможет? Наверное, нет».
— Что — что? — его голос был если не сонным, то очень усталым.
Она поняла, что сама тоже совсем измучилась. Который сейчас час? Такой поздний, наверное, что уже ранний. Время, когда ночь делает поворот к утру.
— Скажи, чем ты занимался в прошлый раз, когда тебя вот так заперли? Я имею в виду, чтобы убить время.
— Меня заперли не так. Там было намного темней, мокрей и тесней. Хотя с воздухом проблем не было. В сравнении с тем разом, здесь у нас почти дворец.
— И все же?
— Ну… Сначала я орал. И колотился в стены. А потом снова орал.
— Вряд ли здесь это чем-то поможет.
— И там не помогло. Доораться до смерти — от этого помощи никакой. И лупить по стенам, пока руки в кровь не разобьешь — тоже.
Она взяла его бедную руку в свои и гладила, пока кулак не разжался и не выпустил дурные воспоминания.
— А от чего бывает помощь?
— Э-э… От Майлза. Рано или поздно. Хотя, не забывай, сейчас он на другой планете. Да и вообще, разве это была помощь? Первым делом он потребовал, чтобы я вернулся вместе с ним в эту самую чертову дыру, чтобы спрятаться там от плохих парней.
— И ты это сделал?
— Ну, да.
— Почему?
— Это было… правильно. В тот момент. И вообще, все сработало.
— А потом?
— Что?
— Ты говорил, «сначала». А что было потом?
— А-а. Пока я сидел взаперти? Спустя какое-то время, я почувствовал себя, гм… странно. Я пытался петь сам себе старые марши имперских скаутов, все, какие смог вспомнить — учил-то я их еще зеленым юнцом. А потом их непристойные переделки. Но их я припомнил немного, и на том бросил.