— Сегодня на улице здорово. Хотя завтра погода должна измениться, так что мне правда нужно идти…
И их с Риш как ветром сдуло.
Пока Айвен жевал хлопья, его беспокойство все росло. Он побрился, оделся и с крайней неохотой набрал номер матери.
— Маман, — начал он, едва ее безупречно ухоженное лицо с выражением удивленного вопроса возникло над видеопластиной. — Ты ничего не знаешь про место, которое Саймон порекомендовал Драгоценностям для их танцевальных упражнений? Какой-то общественный парк, на открытом воздухе.
Подобных местечек в Форбарр-Султане был не один десяток.
— А, да, он говорил об этом. Он сам пошел туда посмотреть. Я думаю, ему будет полезно прогуляться. Я бы очень хотела пойти с ним, но сегодня у меня дипломатический обед во дворце, я его веду вместо Лаисы, пока она сама уехала на экономическую конференцию Округа Форбарра в Нижний Уайткирк.
— А где именно? Я про танцы.
— Он предложил небольшой сквер через улицу напротив здания СБ. Это место обычно свободно, ты понимаешь. Не считая бедолаг из штаб-квартиры, истомившихся по дневному свету, которые порой приходят туда съесть свой ланч. Саймон уже много лет назад ввел в список непременных требований для рабочего места лампы с полным спектром.
— Гм, ага. Спасибо, — уже собираясь заканчивать разговор, он вдруг замялся: — Маман… Саймон ничего тебе не рассказывал, что именно ему говорил Шив? Или что он сам сказал Шиву?
Улыбка леди Элис не дрогнула. Так почему у него сложилось впечатление, что сейчас она надела самую свою бесстрастную маску дипломата?
— Он сказал, что им было очень приятно обменяться опытом. Меня это порадовало. Знаешь, мне понравились Юдин и Мойра. Такая богатая на приключения жизнь! Земля! Я никогда не летала дальше Комарры, — вздохнула она.
— Надо тебе уговорить Саймона куда-нибудь тебя свозить, — предложил Айвен. — Или самой вытащить его. Извлечь из его уютной обыденности. Прошло четыре года, скоро пять, с его отставки, и все горячие секреты у него в голове — или что там от них осталось — утратили актуальность. Он не думает, что путешествие за пределы Империи теперь не представляет для него опасности?
Она задумчиво подняла брови.
— Саймон никогда не предлагал мне поездки дальше южного побережья. Он был действительно… страшно измучен, сразу после того, как… — она махнула рукой, заключив в этот жест все кошмарные недели с поломавшимся чипом. И, возможно, предшествующие им кошмарные десятилетия его успешной работы. — Больше, чем он показывал.
— Он всегда был весьма скрытным, — согласился Айвен, выдав тем самым крупнейшее преуменьшение столетия. — Со стороны разницу не заметишь.
— Да, ты бы не заметил.
Айвен расслышал слабое ударение на этом «ты». Значит, к себе она сказанное не относит. Тридцать лет совместной работы с Саймоном — это, конечно, не то, что долгий брак, когда супруги подхватывают реплики друг друга с полуслова, но что-то общее есть. Айвен постарался припомнить, как долго он держался одной и той же подружки. «Или она — его». Ведь наверняка хотя бы одна задержалась у него больше, чем на год? Почти на год? Больше полугода?..
— С твоей стороны было очень мило позвонить, но мне надо идти, — твердо заявила его мать. — Завтра нам надо будет занять твоих гостей еще чем-нибудь. По правилам, теперь их очередь приглашать нас на ужин, но, возможно, они не захотят устраивать его в гостинице.
— Гм, да, — согласился Айвен, и она дала отбой.
За неделю до даты Зимнепраздника задача запарковаться поблизости от здания СБ стала не столь неразрешимой, как обычно. Айвену прошлось пройти от припаркованной машины всего квартал, прежде чем перед ним показался небольшой голый сквер и огромное мрачное здание по другую сторону улицы.
Фасад штаб-квартиры СБ впечатлял: без единого окна и с ведущей к парадному входу широченной лестницей — ступени у нее были специально чуть выше обычного, чтобы почти все испытывали неудобство, шагая по ней. Насколько Айвен знал, огромные бронзовые двери открывались редко — все, у кого были дела в этом здании, обходили его и пользовались нормальными, человеческих размеров подъездами сзади или сбоку. Каменный фасад был совершенно гладким, не считая стилизованного барельефа на опоясывающем все здание фризе: он изображал неких страдальческого вида тварей, которых Майлз как-то обозвал «сплющенными горгульями».
Во времена правления Юрия Безумного эти горгульи несли некое символическое значение, то ли политическое, то ли художественное, то ли пропагандистское — его Айвену как-то уже растолковали, но он объяснение тут же забыл. По его мнению, бедные твари выглядели так, словно они страдают запором. Народ Форбарр-Султаны со временем дал им всем имена и наделил каждую своим характером; про беседы навеки застывших на фризе горгулий ходили анекдоты, их то и дело рисовали в карикатурах на первых полосах газет. А еще — вводили в качестве персонажей в сезонные утренники для малышей, как по собственному детству помнил Айвен.
Сооружение окружал вымощенный брусчаткой двор и высокая каменная стена, увенчанная железными остриями — примерно такая же, как вокруг особняка Форкосиганов, хотя здесь на момент постройки это было уже архаизмом. Реальная защита здания была электронной и невидимой. В ограде сзади и спереди были проделаны ворота, и у них стояли охранники с энергетическим оружием. Вообще-то по стилю им больше бы подошли мушкеты.
Сквер был залит солнцем — потому что СБ не позволяла, чтобы деревья, киоски, кусты или туалеты заслоняли им линию взгляда (читай, выстрела). Трава, чуть побуревшая после первых морозов, но аккуратно подстриженная, не была вытоптана — слишком мало кто из пешеходов рисковал пересечь этот сквер.